«А сыновья Израиля расплодились и размножились, и возросли, и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та» (Шмот, 1:7).
Три миллиона человек оказались рассеянными по чужой земле, где процветали колдовство, идолопоклонство, разврат и испорченность нравов. Не лучше было бы, если бы семья Яакова набрала силу на святой земле, а затем, благодаря демографическому фактору, стала бы хозяином страны?
Смысл изгнания – испытание, и оно стало неизбежным после того, как Авраам проявил неуверенность в том, что на святой земле можно выжить, и в ответ на обещание Всевышнего спросил: «Как я узнаю, что унаследую ее?» И тогда ему была показана картина будущего: «…и вот сон охватил Авраама, и вот страх, темнота великая опустились на него». И было сказано: «Узнай и знай, что пришельцами будут потомки твои на земле не своей. И угнетать, и мучить будут их четыреста лет… А четвертое поколение вернется сюда» (Берешит, 15:13-16). Иными словами, сомнение Авраама в том, что народ может жить на земле, на которой ощущение близости Всевышнего к человеку обязывает хранить духовную высоту (а это не всегда получается), привело к изгнанию. Ведь, если у праотца были сомнения в том, что можно жить на этой земле, то у его потомков они должны были превратиться в вопрос: «А нужно ли жить на этой земле?» А ответить на него можно только в изгнании: тот, кто решит, что ему больше подходят земли, где люди живут подальше от Б-га, уйдет и растворится среди народов. А тот, кто сохранит в своей душе и передаст детям любовь к земле, где ощущается Б-жественное присутствие, вернется на родину праотцев.
Четыреста лет – не малый срок, но нужно было выстоять. А Всевышний – по милости Своей – начал отсчитывать года изгнания сразу же от рождения Ицхака.
Попав в Египет, сыновья Израиля должны были оставаться в земле Гошен, пасти скот и хранить память о том, что им предстоит совершить исход. Но они наполнили всю землю: поступали на службу к фараону, осваивали плодородные земли и собирали богатый урожай, принимали самое активное участие в «культурной» жизни Египта. Колена Эфраима и Менаше – сыновья Йосефа – занимали привилегированное положение, вступали в войско и получали звания. И поэтому Яаков, увидев Эфраима и Менаше в одеждах египетских сановников, спросил: «Кто эти?» – они не похожи на моих внуков. И Йосефу пришлось долго уверять отца, что внешний вид его сыновей ничего не определяет, и просить благословить их. А для следующего поколения такие одежды стали обычными.
Аарон и Пинхас – египетские имена. И если они были распространены в колене Леви, которое единственное оставалось в земле Гошен и сохраняло традицию отцов, что же говорить обо всех остальных? Семей, в которых детей называли Рэувэн и Шимон, было не очень много. А заповедь обрезания, которую завещал хранить Авраам, весь народ исполнил только перед исходом. Сыновья Израиля все больше перенимали обычаи и привычки местного населения. И в конце концов опустились на сорок девятый уровень нечистоты: усвоили представления египтян о жизни и смерти. И, таким образом, слова мидраша (Шмот раба, 1:28) о том, что сыновья Израиля сохранили свои имена, делали обрезание и сохранили свои одежды, относятся только к отдельным людям.
(А мы почему-то делаем вывод, что на такой духовной высоте находился весь народ. И именно поэтому пришло освобождение.
Нет сомнения, что были стойкие и праведные люди, но нельзя же говорить, что весь народ опустился на сорок девятый уровень нечистоты, и тут же добавлять, что в Египте делали обрезание, скромно одевались и, общаясь с египтянами, называли себя Яаков и Ицхак.)
И, тем не менее, они воспринимались как народ. Об этом свидетельствуют слова фараона: «Вот народ сыновей Израиля многочислен и силен очень» (Шмот, 1:9). Ни особых одежд, ни своих имен, ни обрезания, ни традиционного образования... Обеспеченная жизнь на плодородной земле и высокие должности... Но что-то осталось.
Непонятное, необъяснимое на рациональном уровне желание добраться до земли, на которой они никогда не были, но с которой были связаны их души.
И это чувствовал фараон.
У него не было лучших воинов, более преданных советников, приказчиков и писцов, чем сыновья Израиля, но он боялся, что, случись война – и они все «поднимутся из земли» (Шмот, 1:10). Из Египта в Святую Землю.
А чтобы этого не произошло, он решил превратить сыновей Израиля в рабов.
Это заняло время, но постепенно даже советники и военачальники были лишены всех прав и отправлены на обжиг кирпичей.
Однако были и такие – и не мало – кто остались жить в своих домах и сохранили свои должности. Это были те, кто заявили, что готовы оставить мечту о возвращении в землю Израиля. (Подобное заявление было сделано в 1806 году, когда собранный Наполеоном Санэдрин заверил его, что евреи считают Францию своей родиной).
Доказательством того, что часть народа продолжала жить в больших городах среди египтян, служит история исхода: Всевышнему пришлось идти с ангелом смерти по стране, держать его за руку, и перешагивать с ним через дома сыновей Израиля, чтобы тот не поразил их, ибо даже ангел не мог отличить потомков Яакова от египтян.
Но и среди них – тех, кто поклялся отказаться от своей мечты, – нашлось немало таких, кто предпочел оставить «все нажитое» и присоединиться к исходу. Они принесли жертву и помазали косяки своих дверей кровью.
Те же, кто, став свидетелями казней, обрушившихся на Египет, решили остаться, умерли, когда на Египте опустилась тьма (Раши). (Нечто подобное произошло на рубеже девятнадцатого - двадцатого веков, когда многие из тех, кто успел ассимилироваться, сделать научную карьеру, занять высокую должность и даже добиться успеха в политике, откликнулись на призыв вернуться на землю отцов. Но были и такие, кто не захотел услышать… Многие из них навечно остались во тьме катастрофы изгнания)
И это было целью изгнания: тот, кто способен в ужасных условиях рабства, как физического, так и духовного, сохранить в своей душе желание вернуться на землю, где человек ощущает близость Всевышнего, стал продолжателем дела Авраама, а тот, кто это желание утратил, остался в Египте навсегда.
То же самое происходило и в последующих изгнаниях: все, кто потерял связь с землей Израиля, растворились среди халдеев в Вавилоне и Персии, или позже слились с греками и римлянами. Эта тенденция продолжает действовать и в современном мире.
И тот, кто думает, что Тора и приверженность традиции могут спасти в изгнании – ошибается. И пройдет несколько поколений, и, глядя на его потомков, одетых в одежды поляков восемнадцатого века, можно будет спросить: «Кто эти?»
А что же с теми, кто живет в святой земле, но восстает против всего, что напоминает о Б-жественном присутствии?
Оно им мешает?!
Так, значит, они ощущают его!
И есть надежда, что дети, внуки или правнуки тех, кто любит землю, но не понимает ее особенностей, «вернутся сюда» не только телом, но и душой.