Обзор статей » Искусство

• Взведен и на предохранителе

  Опубликовано пользователем Борис Гринберг November 11, 2011 - Рубрика Искусство

  Его лицо закутано куфией, он стоит посреди переулка, где-то в двадцати метрах от меня. «Голани — пидор», — кричит он мне с тяжелым арабским акцентом и делает рукой оскорбительный жест, как бы приглашая.

  — Как дела, Голани? Ваш рыжий сержант вчера клево оттрахал тебя в задницу? Что, уже нет сил пробежаться?

  Он расстегивает штаны и достает член: «Ну, что, Голани? Мой член недостаточно хорош для тебя? А для твоей сестры он был хорош? А для матери? А вот для твоего друга Абутбуля он был хорош. Как он бежал за мной!... Пол-улицы пробежал, придурок, и что? Трах — и его башка раскололась, как арбуз. Как у него дела? Лучше чувствует себя, несчастный? Я видел, прилетал вертолет, чтобы забрать его».

  Я вскидываю « Галиль» к плечу, беру его на мушку.

  — Стреляй, пидор, — смеясь, кричит он, распахивает рубашку и показывает на сердце. — Стреляй точно сюда. Я снимаю с предохранителя и задерживаю дыхание... Он стоит и ждет так около минуты, руки на бедрах, безразличный. Сердце его там, под кожей и плотью, точно у меня на прицеле.

  — Ты ни в жизнь не выстрелишь, трус. Может, если выстрелишь, твой рыжий сержант уже не будет трахать тебя в задницу?

  Я опускаю винтовку, а он делает оскорбительный жест.

  — Ладно, я пошел, пидор. Встретимся завтра. Когда твоя смена? С десяти до двух? Я приду.

  Он пошел было по одному из переулков, но вдруг останавливается и улыбается: «Передай Абутбулю привет от ХАМАСа, а? Скажи, что мы сожалеем, что сбросили ему каменный блок на голову».

  Я быстро прицеливаюсь — рубашку он застегнул, но его сердце все еще доступно мне... И вдруг кто-то толкает меня сзади. Я падаю на песок и вижу над собой нашего сержанта Эли.

  — Ты что, Крамер, рехнулся, — кричит он. — Ты что мне стоишь тут с винтовкой навскидку, словно ковбой?! Здесь что — дикий Запад, что ты можешь палить в кого хочешь?

  — Да ладно, Эли, я бы не выстрелил в него, хотел только попугать, — говорю я и отвожу глаза.

  — Хочешь попугать его? — кричит Эли и встряхивает меня за ремень бронежилета. — Так расскажи ему сказку про привидения, а ты направляешь на него винт, да еще снимаешь с предохранителя! — Он отвешивает мне оплеуху.

  — Эй, пидор, — кричит мне араб, — похоже, что рыжий не будет трахать тебя сегодня. Молодец, рыжий. Влепи ему еще разок от меня.

  — Ты должен научиться не обращать на них внимания, — говорит мне Эли, тяжело дыша. — Ты слышишь, Крамер, — он переходит на угрожающий шепот. — Ты должен научиться относиться к этому спокойно, потому что, если я еще раз увижу, что ты вытворяешь нечто подобное, я лично позабочусь, чтобы ты попал под суд.

  Ночью позвонил кто-то из «Тель а-шомер» и сказал, что операция прошла не очень удачно, и Джеки Абутбуль, судя по всему, останется полностью парализованным.

  — Главное — научиться не обращать на них внимания, — напомнил я Эли, — так и будем продолжать. И в конце концов вообще не будем их замечать, как Джеки...

  — К чему ты клонишь, Крамер? — вскочил Эли. — Ты думаешь, мне безразлично, что произошло с Абутбулем? Он такой же мой товарищ, как и твой. Ты думаешь, мне сейчас не хочется взять джип и прочесать дом за домом, выташить их на улицу и влепить каждому пулю в башку? Но, если я сделаю это, я буду точно, как они. Ты этого не понимаешь? Ничего-то ты не понимаешь.

  Но я как раз начал вдруг понимать, причем гораздо лучше, чем он...

  Араб стоит посреди переулка, приблизительно в двадцати метрах от меня, его лицо закутано куфией.

  — Доброе утро, пидор, — кричит он мне.

  — Утро просто отличное, — шепчу я.

  — Как дела у Абутбуля, пидор? Ты передал ему привет от ХАМАСа? Я стягиваю с себя пуленепробиваемый жилет, бросаю его на землю, потом снимаю каску.

  — Что за дела, пидор? — кричит он мне. — У тебя что, совсем крыша поехала, так тебя затрахал рыжий?

  Я разрываю обертку индивидуального перевязочного пакета и обматываю бинтом все лицо, оставляя только щели для глаз. Беру винтовку. Передергиваю затвор. Проверяю, что она на предохранителе. Беру двумя руками за ствол: Раскручиваю над головой и неожиданно бросаю. Винтовка летит, падает на землю, немного скользит и останавливается почти посередине между нами. Теперь я в точности, как он. Теперь и у меня есть шанс победить.

  — Это тебе, придурок, — кричу я ему. Секунду он растерянно смотрит на меня, но потом бежит к винтовке. Он бежит к винтовке, а я — к нему. Он бежит быстрее меня и успевает к винтовке раньше. Но верх будет мой, потому что сейчас я — как он, а он — с винтовкой в руках — будет в точности, как я. Пусть его мать и сестра трахаются с евреями, пусть его друзья лежат в больнице парализованные, а он будет стоять с винтовкой напротив меня, как пидор, и не сможет ничего сделать. Как я вообше могу проиграть?

  Он поднимает «Галиль», когда я меньше, чем в пяти метрах от него, снимает с предохранителя, прицеливается с колена и нажимает на курок. И тут он обнаруживает то, что я обнаружил в последний месяц в этом аду: эта винтовка — дерьмо. Три с половиной килограмма ненужного железа. Она не стреляет... Я подбегаю к нему раньше, чем он успевает подняться, и бью его ногой в морду. Когда он падает на землю, я поднимаю его за волосы и срываю с него куфию. Его лицо напротив моего. Тогда я беру его и изо всей силы бью мордой о бетонный столб — раз, второй, третий. Посмотрим, какой рыжий теперь трахнет его в задницу.

  Альбом статьи (1 фотография)
  Поделиться - Отчет