Обзор статей » Искусство

• Разбить свинью

  Опубликовано пользователем Йоси Дор December 17, 2011 - Рубрика Искусство

   

  Папа не разрешил мне купить куклу Барта Симпсона. Мама точно хотела. Но папа мне не разрешил, он сказал, что я избалован. «За что мы купим, а?» — сказал он маме – «За что мы ему купим это? Он только попросит, и ты уже подскакиваешь, чтобы исполнить». Папа сказал, что у меня нет уважения к деньгам и если я не выучусь этому, пока я маленький, то когда же? Дети, которым с легкостью покупают большие куклы Барта Симпсона после становятся хулиганами, взламывающими киоски, потому что они привыкают к тому, что все что им захочется, легко приходит к ним. Поэтому вместо Барта Симпсона он купит мне уродливого фарфорового поросенка с длиной дыркой в спине, и теперь я выросту хорошим, теперь я не буду хулиганом.

  Каждое утро я должен теперь выпивать стакан шоко, даже если я его ненавижу. Шоко с пенкой — это шекель, без пенки – пол-шекеля, а если я сразу после этого вырву, я не получаю ничего. Монетки я опускаю в щель на спине поросенка, и тогда, если встряхнуть его, он шуршит. Когда в поросенке будет так много монет, что если пошевелишь, уже не будет слышно шороха, я получу куклу Барта Симпсона на скейтборде. Это то, что сказал папа, это воспитывает.

  Поросенок в самом деле замечательный, у него холодный пятачок, если до него дотронуться и он улыбается, когда в него опускают шекель или только пол-шекеля, но самое замечательное, что он улыбается, даже если не класть ничего. Я придумал поросенку имя, я зову его Песахзон, по имени человека, что жил когда-то в нашем доме, и фамилия которого осталась на нашем почтовом ящике, папа не смог отодрать наклейку. Песахзон не похож на другие мои игрушки, он более тихий, без огней, пружин и батареек, которые все время текут. Только надо беречь его, чтобы он не упал со стола вниз.

  — Песахзон, берегись! Ты из фарфора — говорю я ему, и заставляю чуть-чуть наклониться и глянуть на пол, а он улыбается мне и терпеливо ожидает, когда я опущу его на своей руке. Мне ужасно нравится его улыбка, только ради него я пью каждое утро шоко с пенкой, чтобы я мог потом засунуть в щель у него на спине шекель и посмотреть, как его улыбка не изменяется наполовину.

  — Я тебя люблю, Песахзон — говорю я ему после этого – Я люблю тебя больше, чем маму и папу. И я буду любить тебя всегда, не смотря ни на что, даже если ты будешь взламывать киоски. Но плохо тебе придется, если ты спрыгнешь со стола!

  Вчера пришел папа, поднял Песахзона со стола и стал его трясти.

  — Осторожно, папочка! — сказал я – От этого у Песахзона болит животик.

  Но папа продолжал:

  — Он не звенит. Ты знаешь, что это значит, Иоав? То, что завтра ты получишь Барта Симсона на скейтборде.

  — Хорошо, папочка — ответил я ему – Барт Симсон на скейтборде – это хорошо. Только перестань трясти Песахзона, ему становится плохо от этого.

  Папа поставил Песахзона на место и пошел позвать маму. Через минуту он вернулся, одной рукой он тащил маму, а в другой руке у него был молоток.

  — Ты видишь, я был прав — сказал он маме – Так он знает, сколько стоят вещи. Правда, Иоав?

  — Конечно, я знаю — ответил я – Конечно, но только зачем молоток?

  — Это тебе — сказал папа и сунул молоток мне в руку. — Только осторожнее.

  — Конечно — сказал я, и в самом деле был осторожен, но через несколько минут это надоело папе, и он сказал:

  — Ну, разбей же эту свинью.

  — Что? — спросил я – Разбить Песахзона?

  — Да, да, Песахзона — сказал папа. – Ну, разбей его, будет у тебя Барт Симпсон, ты его заработал»

  Песахзон улыбался мне грустной улыбкой фарфорового поросенка, который понимает, что пришел его конец. Пусть подохнет этот Барт Симпсон, не буду я ради него бить молотком друга по голове!

  — Я не хочу Симпсона — сказал я и возвратил молоток папе.— Мне достаточно Песахзона.

  — Ты не понимаешь — сказал папа — Это в самом деле хорошо, это воспитывает, давай я сам разобью эту свинью для тебя.

  Папа уже поднял молоток, я посмотрел на зажмуренные мамины глаза и на усталую улыбку Песахзона и понял, что все зависит от меня, если я ничего не сделаю, он умрет.

  — Папа! — схватил я его за ногу.

  — Что, Иоав? — спросил папа, все еще держа молоток в воздухе.

  — Я хочу заработать еще шекель — сказал я умоляюще – Дай мне засунуть в него еще один шекель завтра, после шоко. А потом я разобью его. Завтра. Честное слово!

  — Еще шекель? — улыбнулся папа и положил молоток на стол.

  — Ты видела? Я воспитал у ребенка сознательность.

  — Да, сознательность. – сказал я. — Завтра — У меня в горле уже стояли слезы.

  Вечером я дождался, когда папа закончил смотреть телевизор в салоне и ушел спать. И тогда я тихо-тихо встал, и прокрался вместе с Песахзоном на крыльцо. Мы долго шли вместе в темноте, пока не дошли до убранного поля.

  — Поросята обожают поля — сказал я Песахзону, опуская его на землю. – «Особенно, убранные поля. Здесь тебе будет хорошо». Я ждал ответа, но Песахзон не сказал мне ничего, и когда я поцеловал его на прощание в нос, только посмотрел на меня печально. Он знал, что никогда больше не увидит меня.

   

  Альбом статьи (1 фотография)
  Поделиться - Отчет